Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэри Кэтрин выдавила улыбку, перекрестилась и побежала в туалет. Где выплюнула в раковину плоть и кровь. Но когда посмотрела, на дне увидела только облатку и вино.
Содержимое желудка тут же поднялось к горлу. Мэри Кэтрин бросилась к кабинке для инвалидов. Там всегда было особенно чисто. Она опустилась на колени, и ее вырвало съеденной на ужин яичницей. Присев на унитаз, она перевела дыхание. Затем спустила воду и вышла из кабинки.
Грубым бумажным полотенцем вытерла со лба испарину. Перерыла сумочку в поисках мятных пастилок, чтобы избавиться от гадкого привкуса во рту. Но коробочку так и не нашла, зато увидела завалявшийся на самом дне тампон.
И тогда сообразила: у нее задержка месячных.
Мэри Кэтрин оцепенела. Вспомнила ломоту во всем теле. Груди, до которых не дотронуться. Утреннюю тошноту. Резь в животе. Все это смахивало на беременность. Мэри Кэтрин ужаснулась, но тут же успокоилась. Нет. Она не беременна. Это невозможно.
Она же девственница.
А девственница забеременеть не может.
Это всем известно.
На улице завывал ветер. В комнатах начали выключать свет. Так или иначе старикам надо было уже готовиться ко сну. Найдя дневник брата, Эмброуз читал его запоем. Пару раз хотел остановиться, но заставил себя продолжать. Глаза-то пока еще справлялись, а справится ли сердце – как знать? Чувство вины и сожаления терзало его уже полвека. А вот сам дневник… Все в нем напоминало о Дэвиде. И запах. И ощущение. И, конечно, почерк.
Каждая страница – как стена сумасшедшего дома.
Дети обычно пишут как курица лапой, но Дэвид, когда тронулся умом, переплюнул всех. Такой причудливой мешанины прописных и строчных букв, печатных и письменных Эмброуз не встречал никогда. Каракули не от мира сего. Да и сам Дэвид был не от мира сего. Эмброуз рассчитывал проглотить этот дневник за пару часов. Но один день сменился другим, а он не одолел еще и половины. Каждая страница пестрела таким количеством закорючек, рисунков и непонятных знаков, что предложения с ходу не выстраивались.
До них приходилось докапываться.
Но если была здесь хоть какая-то подсказка, Эмброуз твердо вознамерился ее найти. Он потер глаза и снова открыл дневник. Кожаная обложка затрещала. Эмброуз продолжил чтение.
1 апреля
Эмброуз сказал, что идти сегодня в лес ему некогда, но ничего страшного. Он играет за свой колледж в бейсбол, и вообще у него масса важных дел. Жаль только, что я не смогу привести его в домик на дереве. Я ведь так долго его строил, причем сам. Может, поэтому он и получился такой особенный. Заходишь внутрь – и гуляешь по городу. На самом деле это не город. Это как бы город. Мы думаем, что никого кроме нас на свете не существует; но это неверно. Рядом с нами всегда находятся воображаемые люди. Есть очень хорошие. Есть очень плохие. Но никто из них меня не видит, так что все нормально. При свете дня я невидим, как самолет Чудо-женщины. Значит, до наступления темноты я в безопасности. А вот ночью эта, с обугленными ногами, может меня поймать. Она всегда жутко шипит. Хорошо бы Эмброуз все-таки пришел и сам убедился.
13 апреля
Я превращаюсь в супергероя. На воображаемой стороне я могу прыгать на любую высоту – достаточно об этом сосредоточенно подумать. Но возвращаюсь я оттуда совсем больной. Сегодня проснулся – прямо голова раскалывалась. Я-то думал, с головной болью покончено. Но нет. А теперь еще и жар. Мама не на шутку беспокоится, но я не могу ей открыться, ведь эта угленожка за мной, похоже, следит. Вот я и притворяюсь, что здоров как огурчик. Но сам не уверен, что здоров. Мне даже страшно.
23 апреля
Я почти не сплю, потому что плохо себя чувствую. И боюсь страшных снов. Раньше я думал, что это мои единоличные кошмары, а теперь мне уже кажется, что ко мне разом стекаются кошмары всего города. Люди видят во сне такую жуть. У каждого свои несчастья. Угленогая меня преследует. Сегодня даже страшно засыпать.
3 мая
За мной снова наблюдают олени. Они – прислужники угленожки. Совершенно точно. Хочется все рассказать Эмброузу, чтобы он мне помог. Но я знаю, что рассказ получится дурной. И вот еще что знаю: она подслушивает. Хочу убежать, но не могу покинуть Эмброуза.
9 мая
Лучше вообще не ложиться спать. Кошмары такие жуткие, что приходят ко мне даже наяву. Сколько их было за эту ночь, точно не скажу, но много. Я каждый раз просыпался. Кошмары все разные, но кончаются одинаково. Меня пытаются убить. Обычно сама угленожка. Иногда она подсылает других. Но такого, как сегодня ночью, еще не бывало. Стою я на асфальте, куда она не заходит, чтобы не сжечь себе ноги выше щиколоток. А она прикинулась моей матерью и стала зазывать на травку. Я не поддавался, и тогда эта шипящая тетка подослала Эмброуза, чтобы он пырнул меня ножом. Это было совсем как взаправду, и я, проснувшись, схватил бейсбольную перчатку, рождественский подарок Эмброуза, чтобы вспомнить, как брат меня любит. Всю ночь я прижимал к себе эту перчатку, а утром позвал Эмброуза покидать мяч. И он согласился! Мы играли целых пять минут! Потом он сказал, что ему сейчас не до меня – надо готовиться к экзаменам, но у нас впереди все лето. Как здорово! Важно знать, что впереди тебя ждет что-то хорошее.
Эмброуз закрыл дневник. Он собирался читать дальше, но из-за катаракты больше не мог разобрать ни слова. Прикрыл глаза, чтобы прошли сухость и жжение. И в темноте стал прислушиваться к звукам окружающего мира. На ветру скрипели ветви. В комнате напротив покашливала женщина. Тихонько жужжала батарея отопления. А в остальном пансионат «Тенистые сосны» был погружен в мрачную тишину. Здесь – как в окопе, подумал Эмброуз. Тишина не означает спокойствия. В лучшем случае это лишь затишье перед бурей.
Эмброуз открыл глаза и посмотрел на старую бейсбольную перчатку Дэвида, лежавшую на тумбочке у кровати. Ему вдруг стало жутко находиться в комнате одному. Едва разогнув колени, истерзанные артритом, он вышел в коридор с дневником в руке.
Доковыляв до гостиной, Эмброуз занял привычное место у камина. Уселся в глубокое мягкое кресло и обвел взглядом знакомые лица. Мистер Уилкокс и мистер Расселл играют в шахматы. Миссис Хаггерти вяжет чулочек для сладостей – подарок внучке на первое Рождество. Компания старых дев смотрит пошлое реалити-шоу.
Эмброуз вытащил лупу и открыл дневник. Жжение в глазах не проходило, но нужно было прочитать еще хотя бы страницу. Близоруко щурясь, Эмброуз сосредоточился на расшифровке замысловатого почерка.
20 мая
Не понимаю, сплю я сейчас или нет. Голова раскалывается. Родители думают, что на завтрак я ем хлопья, но на самом деле я залил молоком аспирин – разница совсем незаметна. Но даже это не помогает. Мне все время плохо. И очень стыдно. Вчера нахлынула такая тоска, что хотелось умереть. Залез в домик на дереве, из него вышел на середину поляны и стал ждать, когда стемнеет. Я знал, что ночью меня сможет увидеть эта угленогая и убьет раз и навсегда. Но перед самым заходом солнца из укрытия появился какой-то человек и меня спас. Когда угленожка приготовилась со мной разделаться, он оттолкнул меня к домику на дереве. И она начала рвать на куски его самого.
